Гильермо дель Торо всегда тяготел к монстрам — но не к тем, кто рычит и убивает, а к тем, кого боится сама человеческая природа. Его «Франкенштейн» для Netflix — не просто адаптация романа Мэри Шелли, а переосмысление самой идеи чудовища и создателя. Мы выбрали пять ключевых изменений, которые делают версию дель Торо самостоятельным произведением, тонким, трагическим и до боли человечным.
Монстр — не убийца, а человек
Если в книге Шелли Существо мстит Виктору, уничтожая всех, кого тот любит, то у дель Торо Монстр становится почти библейской фигурой — страдающей, невинной, ищущей любви. Он защищается, а не нападает, действует из боли, а не из злобы.
Джейкоб Элорди играет его не как монстра, а как ребёнка, выброшенного в мир без материнской ласки. И зритель впервые не ужасается ему — а жалеет.
Виктор — чудовище из плоти и крови
В оригинале Виктор — безумный гений, жертва своей амбиции. У дель Торо (Оскар Айзек) он становится тем, кого можно назвать настоящим чудовищем — человеком, выросшим в тени жестокого отца (Чарльз Дэнс). Здесь всё про наследие насилия: как изломанные отцы порождают изломанных сыновей.
Виктор создаёт монстра не из дерзости, а из боли. И этим режиссёр делает его страшнее любого ксеноморфа.
Элизабет — не жертва, а ось всей истории
В книге Элизабет — нежная невеста, убитая Монстром. У дель Торо (в исполнении Мии Гот) она сразу трижды воплощается — мать, возлюбленная и образ искушения. Её смерть и её образ становятся зеркалом для Виктора и Существа: оба теряют женщину, в которой искали спасение.
Так дель Торо превращает романтическую фигуру в символ — Элизабет становится самой душой истории, воплощением любви, которая не спасает, но очищает.
Вместо невесты — прощение
У Шелли монстр требует спутницу — ту самую «невесту Франкенштейна». У дель Торо этого нет. Он заменяет второе создание последним разговором — моментом прощения.
В финале Существо целует Виктора, словно сына — отца, и это меняет всю философию истории. Там, где книга кончается местью, фильм кончается примирением. И впервые монстр выходит на свет не как наказание, а как надежда.
Действие во время Крымской войны
Вместо безымянной Европы начала XIX века — мрачные поля Крымской войны. Хирург Виктор среди гор мёртвых тел ищет материал для экспериментов — это не просто антураж, а готический символ эпохи, где прогресс и смерть идут рука об руку.
Так дель Торо вплетает в сюжет дух викторианской эпохи: когда человечество научилось воскрешать тела — и потеряло душу.
Итог
У Мэри Шелли монстр — порождение гордыни. У дель Торо — результат одиночества. Его фильм не спорит с оригиналом, а словно завершает его, добавляя то, чего не хватало в 1818 году, — сострадание. Здесь даже чудовище хочет быть просто человеком.
Ранее мы писали: Пересилив себя, включила 4 сезон «Ведьмака»: Геральт с лицом Хемсворта не так уж плох, но в сериале есть другие проблемы.
