За кадром «Москва слезам не верит» остались некоторые моменты, которые могли бы раскрыть персонажей еще сильнее. Владимир Меньшов делал все возможное, чтоб ключевой эпизод оказался в картине, но ему, по сути, перекрыли кислород.
Речь об эпизоде с Гуриным, которого сыграл Борис Сморчков.
По сюжету, Гурин — бывший хоккеист и муж Людмилы, который в конце фильма приезжает к ней, обещая завязать с алкоголем и начать новую жизнь. Его появление оставляет у зрителей светлую надежду на исправление, ведь он прощается с Людмилой и выглядит решительно. Вот только в первоначальной версии картины финал для Гурина был совсем другим.
Сцена, которую Меньшов снял, была куда более трагичной и реалистичной. Вечером того же дня Гурин, так и не удержавшись от выпивки, приезжает на дачу к родителям Коли уже пьяным и в компании собутыльника.
Он вновь пытается выпросить деньги у Людмилы, на что она резко отказывает. Собутыльник же, возмущенный отказом, вступает в конфликт, защищая Гурина как «великого спортсмена», требуя уважения к нему. В этот момент образ Гурина окончательно рушится, показывая, что он не способен побороть свои слабости.
Однако цензура решила, что зрители не должны видеть падения героя. По мнению чиновников, раз Гурин сказал, что завязал — значит, он завязал. Советское кино не должно было оставлять сомнений в исправлении человека, особенно бывшего спортсмена, который в глазах общества уже несет ответственность за свой положительный образ.
А вот Станислав Ростоцкий все-таки сумел «отвоевать» у цензоров важную сцену из «А зори здесь тихие», причем поначалу против были даже актрисы.
