Сейчас трудно поверить, что фильм, подаривший нам «пора-пора-порадуемся», рождался сквозь боль, мат и паяльные лампы. «Д’Артаньян и три мушкетера» — это не просто сказка на экране, а настоящая драма закулисья.
На главную роль изначально утвердили Александра Абдулова, а Михаил Боярский должен был мелькнуть в роли Рошфора. Но судьба (а точнее — опоздание Боярского на съёмки) изменила всё. Его вихрастая голова, сверкающие глаза и бешеная энергетика убедили режиссёра Юнгвальд-Хилькевича: вот он, настоящий гасконец.
Но это было только начало. На роль Миледи сначала рассматривалась беременная Елена Соловей, готовая пожертвовать всем ради роли — но в последний момент передумала. Терехова согласилась, но только после аборта. Атоса едва не сыграл Ливанов, но, как говорят, подвела русская «З» и её последствия. Козаков пробовался на Ришелье, но его заменили Трофимовым после случайной пробы, а озвучивать всё равно оставили Козакову. Такая вот нарезка судеб.
Бюджет был нищенским. Эфесы делали из паяльных ламп, а королевские подвески — из хлама с барахолки. Отель в Львове оказался нашпигован «жучками», и режиссёра таскали в КГБ за «репетиции» Дурова, где тот «вжился в образ» с критикой в адрес Ленина.
Но апофеозом стал тандем Боярского и Алферовой. Хилькевич звал их Буратино и Мальвина — настолько «деревянно» они, по его словам, играли. Алферова не могла ни петь, ни танцевать, ни даже правильно помахать рукой. Заменить её не дали — Госкино настаивало.
После премьеры народ ликовал, а съёмочная группа — крестилась. Фильм, над которым издевалась судьба, стал бессмертной классикой. А зрители и не догадывались, какой кровью писалась эта сказка.
Вам также будет интересно: Только Портос в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера» носил бант в волосах: объясняем, что значит этот «женский» аксессуар.
